Где-то на левом фланге мелькнули оранжевые болты, вылетевшие из бластерной винтовки, еще пара их – уже в центре, выдал длинную трассу лучемет, топот множества ног во тьме, - солдаты занимают позиции, кто-то что-то крикнул, где-то выругались, включились прожектора, направленными в сторону растущего на склонах леса лучами, добавив светомузыки этой военной увертюре, в глубине леса родился и тут же умер с человеческий рост диаметром красный шар – один из бойцов выстрелил из гранатомета плазменной гранатой.
И через секунду все будто взорвалось, стреляли и кричали уже все, «Блуждающие», стоя на своих высоких металлических ногах, посылали толстые рыжие заряды поверх улегшихся на камни пехотинцев, а по склонам неслись вверх с невероятной скорость ранкорны, на спинах которых пели, подняв руки, длинноволосые всадницы. Тугие высокие смерчи плясали вокруг них, и заряды бластеров отшвыривало в сторону. Коллективное форс-юзерство, когда каждый из воинов дополняет собой, своим мастерством, умения и мощь другого – сильная штука, рой тяжелых камней и валунов, поднятых с земли, обрушился на передние ряды ситхов.
Ранкорны шли клином, сосредоточив основные силы в центре, - мощный кулак, готовый обрушиться на врага, прорвать защиту и ворваться на широкую каменную площадку. Только благодаря паре удачных танковых выстрелов, которые все же прошли всю выстроенную в Силе защиту наездниц, ведьмы еще не добрались до первой линии обороны.
Ввверх начали взлетать два вертолета, готовые сверху ударить за спину атакующим, в незащищенную площадь, а взрывная волна, огонь, жар догонят бегущих по склонам животных с их хозяйками, выжгут и разметут в стороны.
И тут, когда «Выносливые» уже начали набирать высоту, Ален почувствовал, словно тяжелая волна прошла в Силе и нависла над лагерем ситхов. Винты вертолетов перестали вращаться и машины рухнули на камень бесполезными махинами, толстые стволы танковых орудий загнулись кверху, и крик изумления и ужаса поднялся в воздух с черных камней, за которыми лежали палящие воины, где встретился с торжествующим воплем необузданных в своей первобытной дикости ведьм Датомира.
- Вот твари! – воскликнул, ликуя Карсаж, и удивились бы окружающие победной радости его голоса, если бы было у них время и желание обращать внимание на тонкости интонации. А рыжий воин-ситх почувствовал в Силе тот пульсирующий центр, откуда исходили и куда стремились все нити Силы, связующие воединое и ярость солдат и ненависть датомирок, и страх, и боль, и злобу, и где все это в конечном итоге перекручивалось, связывалось в какой-то единый комок, и выходило, будто из тигля, Силой изначальной, какой ее знали, наверное, представители вымершей расы ситхов Коррибана или рыцари, тогде еще совсем юного джедайского ордена в ядре Галактике, еще только ждущего в те старые времени своей судьбы и славы.
Оттуда, из укрытого за стволами тясячелетних деревьев и грациозными спинами воительниц центра битвы, и вышла волна этой неприрученной почти энергии, что свалила вертолеты и лишила боеспособности танки, оттуда питались силой и мощью наездницы ранкорнов, и туда сейчас с пронзительным, невыносимым свистом, летели по высокой траектории плазменные, осколочные, звуковые заряды минометов.
А Ален, выдав эти целеуказания минометчикам, уже командовал оснащенным броней защитника солдатам оседлать возвышающуюся голую, без единого кустика, скалу, чтобы сверху вести огонь. Не имеющие антигравов, а потому неспособные зависнуть в пространстве солдаты и, следовательно, бесполезные на своих огромных скоростях среди ветвей густого леса, солдаты непривыкшие и не любящие вести окопные битвы с радостью нашли себе новые дело.
А тот центр, что почувствовал в Силе Карсаж, перестал существовать. Он не знал, погибли ли закулисные вожди датомирок, или же разбежались, но сам центр существовать перестал. По крайней мере в качестве центра. И вот атакующие уже вполне уязвимы и для бластеров, а засевшие на скале, уж непонятно чем, не зубами ли, уцепившиеся за обнаженные камни, ребята в доспехах защитника, и вовсе косят, как серпом, ряды противниц, стреляя из тяжелых своих бластерами.
Красные-фиолетовые, длиннющие, молнии, некоторые чуть ли не с километр длиной, даже Карсаж, сильнейший форс здесь, позавидовал такой красоте, молнии эти бьют, вылетая из дальних рядов атакующих, ветры сильнейшие обрушиваются на высокую глыбу камня, и многие бойцы летят вниз, не успевают реактивные двигатели превратить падение в полет, но все же солдаты держатся. А задние ряды датомирок обсыпают минометчики.
А пехота стреляет из лучеметов и бластеров по ближним из нападающих. Огромные звери Датомира принимают на себя всю боль раскаленных зарядов, а ранкорна одним выстрелом из винтовки не свалишь, он еще быстрее, злее становится. И хотя и падает в итоге, сраженный, наверное, десятком выстрелов, но расстояние, расстояние до окопов он выиграл, а следом идет его собрат, а оставшаяся без своего младшего друга всадница, продолжает петь свои заклинания, и молнии летят в каменные укрепления, накиданные солдатами, дробится, крошится камень, и хотя редеют ведьмы, но приближаются.
А если сотни взъяренных этих туземок ворвутся на площадку, окажутся на открытом пространстве, где солдаты ничем не защищены будут, да с той Силой, что бурлит внутри этих датомирок, - это смерть. Пусть даже и сами наездницы не выживут, но и у ситхов единицы уцелеют.
И осталось солдатам Кольца одно – сжать зубы, зажмурится на секунду, и исторгнуть яростный, такой, чтобы кровь стыла, вопль и броситься, швырнуть себя одним махом вперед, контрударом встретив тяжелый клин ранкоров, что прут на гору, отбросить ведьм Датомира назад.
Три смрага поднялись, отбросив бластеры и обнажив свои мономолекулярные вибромечи, металлической волной накатив на бегущую вперед лавину ранкоров. Несмотря на всю толщину их шкуры, против острейших лезвий холодного оружия ситхов она не спасала, но и доспехи пехотинцев не выдерживали удары мощных лап, вооруженных почти метровыми когтями. А датомирки били солдат молниями, поднимали в воздух и били о камни, душили, ломали шеи, вызывали спазмы в легких. Но только в том случае, если их не успевал разрубить на две части мономолекулярник. Певучие заклинания ведьм и крики воинов слились в общий гул, в котором ничего нельзя было различить.
Ален Карсаж быстрым шагом пересекал лагерь, шел туда, где разворачивалась рукопашная схватка. Он не бежал, но и не медлил. Копил в себе злость, применял защитные техники Силы, чтобы во всеоружии влететь в эту битву.
И когда наступающие монстры со своими демоническими наездницами, шагая буквально по трупам, своих и чужих, уже приблизились к той тонкой грани, отделяющей их от цели, и уже готовились вступить в драку клинком к клинку прочие обладатели зеленых металлических доспехов, вместо павших свох собратьев, Ален активировал два своих сабера, ударив молниями одну из ведьм, а зверя другой отшвырнув назад, будто тряпичную куклу.
Потерявшие организованность остатки трех смрагов, переставшие на какое-то время быть единым боевым отрядом, превратившись в сборище ожесточенных и озверевших мужиков с мечами, которые сражались только из-за поддерживающих токов варп-кристаллов и кипящей, не удерживаемой уже ничем глухой, черной злобы, все они увидели, как их полубожество, один из божественного воинства, пришел им на помощь, и будто новые, свежие силы залили в их жилы и мускулы.
- За Хорна! - крикнул, вскакивая, один из солдат, поверженный наземь, и над которым уже наносил гигантскую стопу для удара ранкорн, откинутый прочь Карсажем.
- Да!! – перекрывая все звуки сражения вскричал Ален, и, скорее всего, не обошлось тут без Великой Силы, напитавшей глас его мощью и громкостью сотен труб.
Сверкая двумя багровыми клинками врубился он в стену врага, чувствуя самых мощных форс-юзеров врага и атакуя их в первую очередь. Он кромсал и рубил морды и лапы зверей, бил молниями и поднимал тонные валуны, будто это были снежки, он со скоростью света перемещался, прыгал, атаковал, уклонялся и сокрушал, сокрушал, сокрушал…
Он не был самым талантливым форсом в этой драке, но он был свеж, он был опытен, участвуя в таких кровопролитных боях, которые и не снились ведьмам Датомира. И у него была школа. Настоящая школа, что ковалась и оттачивалась тысячелетиями непрерывных сражений и войн. Датомиркам он казался должно быть воплотившимся рыжим демоном, неуловимым и всесильным.
Враг был остановлен, а затем и отброшен. Усталые и обессиленные, ведьмы теперь, как на полигоне, расстреливались стрелками ситхов, не будучи способны противостоять Силой технике.
И наконец полем битвы овладела тишина. Тишина и мрак, которому лишь продолжавшие светить прожектора еще противостояли.
Шумно дыша, Ален опустился на холодный камень и, обведя рукой заваленное трупами пространство, спросил:
- И куда же вот все это зарывать теперь?
И постучал для большей выразительности ладонью по неподатливой для лопаты тверди, на которой сидел.
